В последние месяцы развитие инновационной экономики в России стало одной из самых популярных тем СМИ. Журналисты, однако, забывают, что эта разновидность экономики еще слишком молода, за рубежом ее изучение только начинается, причем в Европе, как полагают некоторые эксперты, исследователи продвинулись дальше, нежели в Штатах, — то есть в обратной пропорции к развитию самой инновационной экономики. В ближайшее время мы предполагаем спросить экспертов обо всем этом применительно к России. Подтвердит ли их анализ повседневные впечатления, которые по-прежнему складываются в знакомую картину?

По отношению к государству, к проводимой им «инновационной политике» очень большая часть этой экономики в России расположена где-то в глубине — в подполье, если угодно. Нет, она не скрывается, не работает по криминальным схемам. Просто манипуляции государства с поддержкой инновационного бизнеса происходят в другой плоскости. У поверхности океана. Конечно, в этом слое есть жизнь — но какие-то малознакомые формы. Ослепив нечаянного наблюдателя блеском радужной чешуи, его обитатели быстро пропадают из виду. Их немного, и они совсем не похожи на тех, что в изобилии обнаруживаются на большей глубине. Вот эти — серые, угрюмые, бесформенные — плотно населяют труднодоступные слои и, конечно, играют главную роль в экологических цепочках системы в целом. Случается, что и сами они обрастают яркой чешуей и переселяются поближе к солнцу.

Представителей «сверкающего слоя» я видел лишь однажды — на прошлогодних «Бизнес-днях» российского хайтека в Лондоне¹. Пути их миграции, впрочем, известны: достаточно последить за несколькими специализированными порталами (в первую очередь — за порталом Минпромнауки www.minprom.ru/press/mainp.htm , рекомендую также www.3i.ru ), и обнаружишь, что инновационные конференции, ярмарки, конкурсы становятся (хоть и медленно) все более многочисленными, проекты — все более амбициозными, цепочки деловых связей — все более сложными. Однако такое надо специально искать, этот слой еще очень тонок. С ним не сталкиваешься на каждом шагу.

Что встречается на каждом шагу (по крайней мере, в академической и университетской среде Москвы), так это небольшие хайтек-фирмы, работающие с одним или несколькими заказчиками, как правило зарубежными, и никак не связанные фактом своего существования с госполитикой в области инноваций. Дело в том, что практическим результатом госполитики для небольшой фирмы в лучшем случае может быть выдача сравнительно скромного финансового пособия из специализированного фонда. О сколько-нибудь заметном инвестировании со стороны государства даже теоретически вопрос не ставится; хорошо, что есть хотя бы попытки сделать вложения в хайтек привлекательными для бизнеса. Можно вспомнить, например, таинственные «мегапроекты» Минпромнауки (опять же — таинственные для тех, кто не склонен тратить свое бесценное время на datamining в поисках крупиц истины о содержании и судьбе этих проектов), хотя они пока и не сыграли задуманной роли катализатора инвестиционного бума. Более свежий пример усилий государства в том же направлении — законопроект о передаче прав на интеллектуальную собственность, созданную на госпредприятиях (читай — в советском ВПК), самим разработчикам. Но — всего лишь проект, и всего лишь — закона, то есть довольно абстрактной (в наших условиях) основы для работающего экономического механизма.

Надеюсь, эксперты, с которыми мы уже ведем переговоры, расскажут на наших страницах обо всем более подробно и грамотно. Однако на уровне ощущений ситуация ясна, и слово «подполье» к ней вполне применимо, если не придавать ему зловещего смысла.

Признаюсь, что начать колонку с рассуждений о подпольной экосистеме русского иннобизнеса меня побудила переписка с английским другом и коллегой. Обдумывая возможную (теоретически) командировку в Великобританию, я попросил у него помощи в контактах с каким-нибудь андерграундом. По-русски говоря, подпольем. Есть у вас там компьютерный андерграунд? — спрашиваю. А это что такое? — интересуется. Та-ак. Человек, для которого полулегальные троцкистские и анархистские партии, подпольные марксистские кружки — не летопись контркультуры 1960-х, а факты биографии, не понимает, что такое — по-английски же пишу! — computer underground. Ладно, детские порнографы мне не нужны, но ведь кракеры есть у вас? А-а-а, говорит, тинейджеры? Я здесь таких не знаю, но миф гласит (каково?! — Л.Л.-М.), что это должны быть русские тинейджеры. Какие, блин, тинейджеры (пишу я)! Мне нужны те, кто на этом делает деньги. Ты знаешь, — отвечает, — миф гласит, что это все равно могут быть только русские. А вот спаммеры, как гласит тот же миф, — продолжал он, — все живут во Флориде, но программируют для них тоже русские (и тоже тинейджеры, уже самостоятельно догадался я).

На всякий случай я еще спросил о пиратских радиовещателях в Интернете — тоже облом: все это легально. С подпольем у моего друга ассоциировались только две ссылки: phrack.org (известный хакерский журнал) и consume.net (проект некоммерческой всемирной компьютерной сети). Что ж, это уже ближе… Но все равно закрадывается мысль: не исключительно ли это отечественный феномен — подполье? Эдак, глядишь, вместо привычного underground в словарях, наряду со словами pogrom и sputnik скоро появится podpolje.