Начало конца или конец начала? 03.02.2004 Георгий Малинецкий
Проблемы междисциплинарного синтеза Фольклор студентов МГУ Каждая из сформулированных сверхзадач является междисциплинарной. Это означает, что ее решение требует участия и сотрудничества представителей различных дисциплин, готовности непредвзято исследовать реальность, в которой мы оказались, и будущие возможности. Ясно, что решение большинства экономических проблем современной России лежит не в экономической, а прежде всего в социальной и политической сферах. Понятно, что выход из системного кризиса, в котором оказалась Россия и в который постепенно втягивается все мировое сообщество, требует комплекса скоординированных мер и коллективных усилий. Но путь от этого понимания до исследовательских программ и до конкретных действий не близок. Он может оказаться настолько долгим, что субъекты просто не успеют пройти его до момента коллапса (или Апокалипсиса, если вам больше нравится этот термин). Междисциплинарный подход — это общие основополагающие идеи, общее понимание ряда принципиальных концепций, общий язык. Это не совокупность работ, моделей, идей. Это нечто большее. Здесь важны коллективные эффекты, которые позволяют получить новое качество и выйти на новый уровень понимания. Обычно это трудно. Иногда, казалось бы, состоявшийся, глубокий, многообещающий подход «рассыпается» на отдельные течения, теории, почти не связанные друг с другом дисциплины. Прекрасная сверкающая ваза разбивается на множество осколков. Кибернетика, прекрасно начатая такими гигантами, как Винер, Эшби, Шеннон, раскололась на теорию игр и искусственный интеллект, распознавание образов и теорию автоматов, на системное программирование и нечеткие множества и на многое, многое другое. Экология, несмотря на отличное начало, положенное книгой Юджина Одума, по-моему, так и не состоялась. Не удалось в одну телегу впрячь «экологию грибов», «космическую экологию», «экологию культуры» и еще полсотни других «экологий». Но необходимость — хороший катализатор. Может быть, добрую службу здесь сослужит синергетика — междисциплинарный подход, с которым сейчас связаны многие надежды. А может быть, будет создано нечто новое. Междисциплинарность и конструктивный диалог (гораздо более конструктивный, чем в минувшем веке) ученых между собой, и с обществом сейчас жизненно необходим еще по одной причине. Двадцатый век был золотым веком для науки. Исследования велись по всему фронту Познания. Ученые делали все, что хотели. Думаю, следующие поколения с черной завистью будут вспоминать слова выдающегося физика и организатора ряда крупных проектов в области физики плазмы академика Арцимовича: «Наука — это удовлетворение собственного любопытства за государственный счет».
Поэтому роль организаторов науки, редакторов исследовательских программ многократно возрастет. Придется выбирать. Придется чаще задумываться о том, как будущая теория, технология, предполагаемые открытия (слова-то какие!) изменят картину реальности, какие новые возможности они дадут, как они согласуются друг с другом. Различные научные результаты, методы, технологии станут элементами громадной мозаики… Еще несколько замечаний о тенденциях развития современной науки. Вернемся к тезису Хоргана об «иронической науке», как о деятельности, которая сродни «науке о мнениях», и тому пределу, к которому неизбежно придет вся наука. «Ироническая наука», по мнению журналиста, не имеет эмпирического обоснования, не приближает нас к истине и не приносит обществу какой-либо пользы. На мой взгляд, в последние десятилетия имеет место тенденция к развитию «понимающей науки». Для многих привычных законов, теорий, явлений есть другой, более глубокий уровень понимания. И он не только доступен нам, но и исключительно полезен. Поясню свою мысль примером. Один классик, уже занимая солидное административное положение, занялся так называемой «воображаемой геометрией», в которой один из постулатов отличался от евклидового. Небезызвестный Фаддей Булгарин, в чьем журнале была научно-популярная страничка, зло высмеял незадачливого ученого. Другой классик, тоже занимавшийся подобными исследованиями и знавший о работах коллег-соперников, не поленился и решил проверить одно из следствий теории. Первым классиком был Лобачевский, вторым Гаусс, а проверка состояла в том, что, взяв на местности треугольник с достаточно большими сторонами, ученый выяснял, действительно ли сумма его внутренних углов равна 180°, как доказал Евклид, или она иная, как в «воображаемой геометрии». Проверка показала, что для изучавшихся объектов вполне достаточно теорем, доказанных греками. Время неевклидовых геометрий еще не пришло. Но это «ироническое» (по Хоргану), воображаемое знание оказалось востребовано всего через век в астрофизике. А сегодня даже студент физфака понимает, что результаты этой геометрии лежат в фундаменте наших представлений о Вселенной. Представлений проверяемых, уточняемых, активно обсуждаемых. А наш соотечественник (и в прошлом сотрудник нашего института) В. Ю. Крылов с большой пользой применил этот аппарат в теории субъективных пространств — бурно развивающемся разделе математической психологии. Наши оценки, предпочтения, ценности приходится описывать в терминах неевклидовой геометрии. Уж так мы с вами устроены. Есть и более свежий междисциплинарный пример. Много поколений, изучая квантовую механику, пожимало плечами, узнавая про парадокс Эйнштейна — Подольского — Розена и дискуссию Эйнштейна с Бором. Много поколений студентов на соседнем факультете изучало машину Тьюринга — универсальную модель компьютерных вычислений. Писались «иронические», на первый взгляд, работы про то, что же означает квантовая механика, каков смысл этой теории, каков следующий уровень ее понимания. Большинство коллег к авторам этих работ относилось снисходительно. Зачем лезть вглубь (а может, и «глуби-то» никакой нет!), если прекрасные формулы позволяют в принципе получать решения всех мыслимых и немыслимых задач? Но тут возник квантовый компьютинг… — Да, — видимо, возразил бы мне Хорган. — Все это хорошо, но это приложения, а не «настоящая фундаментальная наука», которая изучает устройство природы. А вот это как посмотреть. Очевидно, что те вопросы, которые нас интересуют, коренным образом зависят от той реальности, в которой мы живем. Поэтому то, в области знаний, что меняет нашу реальность и позволяет создать иной мир, тоже разумно было бы отнести к вещам фундаментальным. Такие вещи есть. Их немало. Но они пока непривычны для Нобелевского комитета и для академических рамок. Туннельный микроскоп. Практическая реализация туннельного эффекта, без знания которого квантовую механику не сдашь даже очень либеральному экзаменатору. Рядовая Нобелевская премия. Но этот микроскоп позволяет видеть отдельные атомы. И не только видеть, но и оперировать с ними. Новые материалы с фантастическими свойствами, молекулы, которые смогут «ремонтировать сами себя», как умеют живые структуры. Микророботы, микромашины, новая жизнь. Жизнь II. Это ключ в другую реальность, к которой наша цивилизация, видимо, пока совсем не готова. Это гораздо серьезнее, чем новый континент или «промышленная революция». Это, быть может, новый мир. И, конечно, радикальное изменение мировоззрения. Именно то, что мы связываем с фундаментальностью.
|