Патент на жизнь
 
23.09.2003
Дмитрий Булатов


 
стр. 1
стр. 2 >>

Все знают, что биотех способен творить чудеса. Но мало кому известно, что эти же технологии все активнее использует художественный авангард. Этому удивительному феномену посвящена тема сегодняшнего номера. Перед вами два больших текста об одном и том же — о свободных манипуляциях с базовыми кодами, определяющими развитие всего живого на Земле, или, выражаясь привычным нам компьютерным языком, о перекодировании, модификации программ развития живых организмов. Однако различие между типами «практик», о которых идет речь в каждом из материалов, поразительно.
Биологи Николай Янковский и Светлана Боринская просвещают нас относительно современных технологий биологической перекодировки и — главное! — задач, решенных и решаемых с ее помощью: здесь и предотвращение наследственных болезней, и создание сверхмощных лекарств и вакцин на совершенно новых принципах, другие замечательные достижения из того же ряда вековечных «мечт» о чистой и здоровой жизни.
Банальным редакторским ходом было бы заказать в дополнение к этому еще один материал — о том же самом, но с обратным знаком: о массовом клонировании самых злых собак и самых кусачих комаров, о социальных кошмарах общества, освоившего рынок платного апгрейда людей, о биобоеприпасах нового поколения и т. п. От такой пошлости меня спас Дмитрий Булатов, благодаря которому и появилась тема этого номера. Модификацию организма, внешнего вида животного, растения или даже молекулы ДНК автор рассматривает как «художественное действие», не укладывающееся в оценки вроде «полезно/бесполезно», «правильно/неправильно» или «опасно/безопасно».
Избавляю терпеливого читателя от своих любительских рассуждений на эти захватывающие темы, не пытаюсь углубляться в философские проблемы, которых здесь навалом, хочу лишь заметить, что даже в узкоутилитарном смысле бредовые опыты с мышами-истребителями оптоволокна или светящимися кроликами могут оказаться стимулом для развития биотеха покруче, чем, допустим, международная фармацевтическая… ну, не мафия, конечно, а лучше сказать, отрасль. Аналогией, пусть и косвенной, может служить роль игровой индустрии как основного сейчас двигателя глубоких исследований по искусственной жизни, компьютерной графике и компьютерному же зрению, искусственному интеллекту. Кроме того, как-то и спокойнее, когда такими технологиями занимаются не только лояльные трудоголики из частных и государственных корпораций, но и безбашенные богемные художники. Хотя бы потому, что вторые стремятся рассказать о своих работах как можно больше, чем радикально отличаются от первых.

Леонид Левкович-Маслюк
[levkovl@computerra.ru]

 


Технология становится больше похожей на садоводство, чем на производство, и, как в садоводстве, урожай не будет полностью нам подконтролен. Чтобы войти в струю этого развития, мы должны меньше полагаться на количественный анализ и прогностические модели. Чтобы урожай сложных систем жизни оказался богатым, людям придется развивать новые методы, постигая те факторы, что не подлежат простому измерению, а возможно, и вовсе неизмеримы.

Экспрессия отвечающего за светимость белка GFP в корневом волоске сорняка Arabidopsis (кстати, первого растения,чей генетический код был полностью расшифрован). Источник: confocal.owu. edu/gallery.htm.Революционные течения в искусстве двадцатого столетия (от футуризма и дадаизма до многочисленных составляющих международной арт-сети конца XX века) уделяли много внимания исследованиям «ценностных границ культуры, поощряющей их нарушения». Из опыта революционных течений мы знаем, что культура, дабы каждый раз возобновлять себя в новых условиях, всегда нуждается в производстве, помимо своего, еще и своего чужого, а вместе с этим — высокой степени напряжения в их отношениях. Как свое, так и свое чужое культура готова осуществлять едва ли не из любого наличного материала, в качестве которого выступают или могут выступать разнообразные манипуляции с последовательностями означающих. Основным механизмом воспроизводства чужого, как необходимого условия чувства своего, традиционно остается мифологическое сознание — ведь именно таково коллективное сознание в обществе. Мифологическое сознание (с его обостренным, категорическим чувством иного) заботится о поддержании границ как особой зоны между своим и чужим. Важнейшую стратегическую роль в этом играет современное искусство — верный страж культурного космоса, часть иммунной системы культурного организма. Так, в качестве варианта своего чужого возникают генное (Ars Genetica) и химерное (Ars Chimaera) направления в искусстве.1

Ars Genetica

Кроме любимых ирисов, Джордж Гессерт несколько раз показывал инсталляционные проекты на основе нарциссов, колеусов и стрептокарпусов.Первым художником, обратившим внимание на возможности нового эстетического пространства, генерируемого стремительно развивающейся наукой о передаче наследственных признаков из поколения в поколение, был Эдвард Штайхен (Edward Steichen). Нью-йоркский фотограф, входивший в начале века в состав Foto-Secession (содружество художников, объединившихся вокруг галереи «291» и одноименного журнала, основанного Альфредом Штиглицем, Alfred Stieglitz), Штайхен был серьезным теоретиком. Именно рассуждения о принципах фотографии как одного из проявлений международной технологической революции в сфере коммуникаций, являющегося «скорее отрицанием всех репрезентативных систем формы», натолкнули Штайхена на идеи функционально-конструктивной работы с живыми организмами. Обобщая принципы Ars Genetica, Эдвард Штайхен в 1949 году писал: «Наука наследственности, будучи приложенной к выведению растений, которое имеет своей целью эстетический призыв к красоте, — есть творческий акт».

Первыми генетически измененными формами жизни, рассмотренными Штайхеном в контексте искусства, стали дельфиниумы — растения семейства лютиковых. Используя традиционные методы селекции при помощи колхицина, трансформирующего генетическую структуру растений, Штайхен получил гибридные сорта, чрезвычайно сильно отличавшиеся от существовавших на тот момент. В 1936 году он принял приглашение провести персональную выставку в МОМА (Museum of Modern Art, Нью-Йорк) и спустя два месяца выставил результаты своей селекционной деятельности в качестве произведений генетического искусства. «Штайхен глубоко верил, что эта выставка подтвердит отношение к выведению новых и улучшению существующих организмов как к художественной работе», — писал в статье, посвященной выставке, искусствовед Рональд Гедрим (Ronald J. Gedrim). Однако надеждам Штайхена на быстрое развитие Ars Genetica так и не суждено было сбыться, по крайней мере в течение ближайших пяти десятилетий — Вторая мировая война и та роль, которую сыграла Германия в истории евгеники, надолго отучили людей класть на одну чашу весов слова «искусство» и «генетика»2


1 (назад)Есть еще одно направление, которое с полным правом может быть причислено к двум названным, — «искусственная жизнь», Alife (см., например, «КТ» #289, 1999 г. — Л.Л.-М.). Однако объем и задачи статьи не позволяют нам подробнее остановиться на этой теме.
2 (назад) Подробнее об упоминаемых в статье проектах см. «BioMediale. Современное общество и геномная культура» (под редакцией Д. Булатова, КФ ГЦСИ, 2003).


 
стр. 1
стр. 2 >>

<<Сияющие высоты геномных технологий
Все материалы номера
Руководство по выживанию >>