Анатолий Николаевич Костин, приславший нам первый вариант своей статьи еще осенью прошлого года, тем самым запустил скрытые от читателя механизмы, которым пришлось, хоть и со скрипом, изрядно поработать над приведением этого интересного сочинения к компьютерровскому формату. Единственным способом оказалось выстраивание вокруг исходного материала целой темы номера. В результате текст сократился раза в два, зато оброс двумя пространными комментариями-эссе, удачно дополняющими друг друга. Костин атакует проблему из категории вечных («Что есть мышление?», «Как человек мыслит?», «Где обитает сознание?» и др.) и приходит к необычному выводу, сформулированному, однако, довольно уклончиво. Комментаторы же более точны в суждениях: один (философ, математик Анатолий Кричевец) настаивает на принципиальной и неустранимой «вечности» проблемы, другая (психолог Дина Рамендик) начисто отвергает всяческую «мистику», показывая, что при знакомстве с экспериментальной конкретикой абстрактные философские построения уже не кажутся такими несокрушимыми (эта идеология блестяще сформулирована в бессмертной фразе из «Понедельника…» братьев Стругацких: «мы знаем, что задача не имеет решения; мы хотим знать, как ее решать»).

Здесь было бы забавно вставить одно из самых бессмысленных клише современных российских медиа: «ну, а истина, как всегда, где-то посередине». Однако удержимся от шуток в стиле неподражаемого Гоблина. На мой взгляд, истина в том, что интерес к обсуждению этих вечных вопросов сейчас очень велик благодаря как раз ошеломляющим практическим сдвигам в возможностях информационных машин любого масштаба, от Интернета до зрительного чипа. А когда «вектор прогресса» попадает своим острием прямо в вечные темы — это очень серьезно. — Л. Л.-М.

Вопрос, вынесенный в заголовок, кажется тривиальным и еретическим одновременно: ведь мышление является частью психики, а та, как давно доказано наукой, неразрывно связана с мозгом. Доказательство основано на сопоставлении изменений психических и психофизиологических процессов; связи патологических разрушений различных участков коры больших полушарий головного мозга с нарушением психических функций; наконец, на результатах генетических исследований, показавших соответствие между уровнем развития центральной нервной системы и психики. Обобщением приведенных положений является принцип психофизиологического единства как основа решения психофизиологической проблемы — проблемы взаимоотношения психических и физиологических процессов. Остается лишь объяснить эмерджентность психики, то есть появление в ней новых качеств, которых не имеют физиологические процессы.

Однако по сути принцип психофизиологического единства (как и принципы психофизиологического параллелизма и психофизиологического взаимодействия, о которых можно прочитать в любом учебнике по психологии) представляет собой философский постулат. Доказать, что абсолютно все психические процессы неразрывно связаны с мозгом, невозможно в силу их бесконечного многообразия. Более того, методологически порочной является сама логика доказательства.

Применим ее, например, для такого устройства, как обыкновенный телевизор, и попытаемся доказать заведомо ложное утверждение, что все демонстрируемые телепрограммы неразрывно связаны только с его внутренними электрическими процессами. Действительно, каждая новая телепередача сопровождается неповторимым паттерном электрических сигналов; поломка того или иного элемента или блока приводит к искажению изображения и звука вплоть до их полного исчезновения; чем совершеннее модель телевизора, тем больше в нем каналов, функций, лучше качество изображения и т. д. Но тогда получается, что, если заранее не знать о существовании внешнего источника телесигнала, можно легко впасть в заблуждение. Утверждение, что нарушение любой психической функции обязательно связано с некоторой патологией мозга, равносильно тому, что в результате поломки телевизора, помимо прекращения внутренних электрических процессов (безусловно, необходимых и важных), происходит исчезновение и принимаемых им электромагнитных волн.

Раз неверна логика доказательства, то, может быть, придерживаясь принципа психофизиологического единства, мы заблуждаемся и относительно взаимоотношений психики и мозга? При этом основа нашего заблуждения кроется в сложности мозга, которому приписывается связь со всеми психическими процессами. Может быть (как и в случае с телевизором), с мозгом связаны не все, а только часть психических процессов? Для этого в принципе достаточно найти хотя бы одно психическое явление, которое качественно несовместимо с нейрофизиологическими процессами и поэтому не может реализовываться мозгом.

Одной из распространенных моделей психики является ее представление как процесса переработки информации, мышления — как выбора из альтернатив, мозга — как биокомпьютера. Термин «информация» часто выносится в название теоретических концепций, например информационный подход к психике Д. И. Дубровского, механизм информационного синтеза А. М. Иваницкого, информационная теория эмоций П. В. Симонова, информационный принцип работы мозга К. В. Судакова.

Противоположную позицию занимал наш выдающийся психолог Андрей Брушлинский, директор Института психологии РАН, зверски убитый в подъезде собственного дома в конце января 2002 года. Он рассматривал психику не как процесс переработки информации, а как непрерывное, недизъюнктивное взаимодействие человека с объективным миром.

Вопрос о том, дискретны или непрерывны психические процессы, широко обсуждался в 60–70-х годах прошлого века в период бурного развития кибернетики. В основном дискуссия свелась к выводу, что в нервной системе дискретные и непрерывные процессы переплетаются между собой, хотя наблюдался и определенный разброс мнений.