Фурсенко - физик, доктор физико-математических наук; текущее состояние дел в российском хайтек-секторе он характеризует выразительным физическим термином - «точка росы». То есть если чуть-чуть изменить условия, произойдет конденсация и повсюду засияют, так сказать, перлы в лучах восходящего светила. В смысле - расцветет хайтек-бизнес, Россия реализует свой гигантский интеллектуальный, образовательный потенциал, огромные невостребованные наработки в высоких технологиях получат, наконец, должное развитие, а страна - более надежную и перспективную экономическую опору, чем экспорт сырья. Если же на самом деле мы не в точке росы, никаких перлов не будет. Единственный способ прояснить ситуацию - действовать. Мне удалось получить подробные разъяснения о планах действий, которые собирается предпринять правительство, от одного из тех, кто разрабатывает и активно проводит эти планы в жизнь.

Основа деятельности любого министерства - документы. Базовым документом для всех вопросов развития хайтека в России считаются подписанные Президентом РФ Путиным 30 марта этого года «Основы политики Российской Федерации в области развития науки и технологий на период до 2010 года и дальнейшую перспективу» (www.scrf.gov.ru/Documents/Decree/2002/30-03.html). К «Основам» прилагается список из девяти «приоритетных направлений» и пятидесяти двух «критических технологий», от добычи угля до искусственного интеллекта и квантовых компьютеров (см. врезку 1). «Основы» написаны в жанре манифеста, провозглашения «генеральной линии» - упомянуто все важное и в самых общих чертах намечены пути к цели. Минпромнауки до последнего времени работало над серией более детальных документов, включая «Основные направления государственной инвестиционной политики» и «Стратегию развития отраслей промышленности с учетом их инновационной направленности до 2010 года». Однако в ходе обсуждений было решено соединить все проработки в единый текст, задающий стратегию развития инновационной экономики. К сожалению, он пока не готов. Качество подобных документов определяется тем, насколько точно они выражают волю правительства провести те или иные преобразования. Хороший документ должен четко пояснять, что именно правительство хочет сделать и какие рычаги готово для этого использовать. В скобках замечу, что лично мне кажется наиболее внятной материальная, в конечном счете денежная форма выражения воли правительства, - но об этом речь впереди.

Модели

Для экономики в целом принципиальное значение имеет создание равных и максимально льготных условий ведения бизнеса. Однако в хайтек-бизнесе ко всем прочим рискам добавляются еще и технологические. Ведь может выясниться, причем на довольно поздней стадии проекта, когда уже потрачена масса денег, что задуманная инновация нереализуема принципиально, из-за противоречия, грубо говоря, с законами природы. Все страны, добившиеся впечатляющих успехов в постиндустриальной экономике, создали механизмы, позволяющие государству либо разделить с бизнесом, либо иным способом компенсировать дополнительные риски. Но как это сделать? Точнее: 1) как это делается в мире, и 2) как предполагается делать у нас?

После некоторых колебаний я задал Андрею Фурсенко оба вопроса - несмотря на то, что для получения ответа на первый совсем не обязательно добиваться встречи с заместителем министра. Однако мне (думаю, и многим читателям) было интересно понять, как соотносятся мировой опыт и отечественные планы не только технически, но и в сознании, даже в интонациях разработчиков этих планов. В результате я получил ликбез по устройству государственных механизмов поддержки инноваций в США и Израиле и подробный рассказ о философии начинающихся реформ хайтек-сферы у нас. Ликбез, дополненный кое-какими справочными деталями, а также кратким описанием финской модели инновационной экономики (см. врезку 2). Впечатления же от интонаций и акцентов таковы. Во-первых, похоже, что наша модель будет больше всего напоминать американскую и меньше всего - финскую. Во-вторых, Минпромнауки сейчас занимает не поиск оптимальной модели на основе зарубежного опыта; ближайшая задача - создать примеры успеха российских инновационных стартапов, а стратегическая - реализовать целую систему мер, стимулирующих развитие инновационного бизнеса. Согласно разрабатываемой концепции такой системы, государство может и должно участвовать в решении трех задач. Эти задачи таковы.

Концепция

Первая задача: создание благоприятной нормативно-правовой базы. Основные вопросы здесь - интеллектуальная собственность и налогообложение.

Представление о радикальных и многообещающих подходах Минпромнауки к исключительно острым в нашей стране проблемам «интеллектуалки» дает следующий тезис, представленный на заседании правительства 3 октября: права на результаты интеллектуальной деятельности, полученные за счет государственного финансирования, должны бесплатно передаваться разработчикам - при условии введения их, в обозримые сроки, в экономический оборот на территории России. Это одно из проявлений общего принципа всей концепции: государство должно страховать риски возникающих инновационных компаний, но не должно претендовать на доходы от их бизнеса. Инструменты для обеспечения баланса интересов должны быть связаны с либеральным подходом к ведению бизнеса: проще говоря, государство получит свое через налоги от фирм, созданных на базе инноваций (мировая практика это подтверждает), не говоря уж о новых рабочих местах и других благах, сопутствующих развитию хайтека в стране.

С другой стороны, в Минпромнауки подготовлен и скоро будет внесен в правительство и Думу проект закона, о котором в последнее время часто говорят, как о важнейшем, - закона о коммерческой тайне. Предполагается, что этот закон должен значительно улучшить ситуацию с инвестициями в хайтековский сектор, так как он будет защищать права частного инвестора, оплатившего разработку новой идеи до стадии продукта или прототипа. Сегодня инвесторы опасаются вкладывать деньги в новые технологии еще и потому, что в случае разногласий с ключевыми разработчиками рискуют потерять все свои вложения.

В части налогов одна из проблем - двойное налогообложение при венчурном финансировании. Пока что ситуация такова. Предположим, инвестор вкладывает деньги в венчурный фонд, а тот вкладывает их в компанию. Если компания имеет успех, фонд продает свою долю в ней, но перед тем, как деньги поступают в фонд, он должен заплатить большой налог с прибыли. Только после этого инвестор получает свою прибыль из фонда - и тоже платит с нее налог. Сейчас разрабатывается такой вариант налогообложения, чтобы в этой схеме налог с прибыли платился один раз.

Наконец, в рамках этой задачи находится и вопрос о лицензировании - разработчики концепции категорически против любых форм лицензирования венчурной инновационной деятельности.

Вторая задача - создание адекватной инфраструктуры для инновационной экономики.

Технический компонент этой инфраструктуры: инновационно-технологические центры, центры передачи технологий, информационные ресурсы. В стране уже довольно много подобных центров, где пытаются создать благоприятные условия для развития малых инновационных предприятий. Финансовый компонент инфраструктуры сегодня в основном использует два механизма - бюджетное финансирование и банковское кредитование. Для массового выращивания инновационных компаний этого совершенно недостаточно. Например, государство должно построить систему финансирования для компаний, еще не имеющих ни залогов, ни даже имени, под которое они могли бы получить деньги в банке. Для этого необходимы другие инструменты: венчурное финансирование, прямые госинвестиции, гарантийные фонды, стартовые и посевные фонды, системы грантов. Сейчас в России действует несколько десятков венчурных фондов. По некоторым оценкам, суммарный объем их инвестиций - около $1,5 млрд. (в основном это иностранные деньги, причем почти половина из них принадлежит Европейскому банку реконструкции и развития), но лишь несколько процентов от этой суммы пришло в хайтек. Пример стартового фонда - возглавляемый Иваном Бортником Фонд содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере (ФСРНТС, www.fasie.ru). Он создан постановлением правительства еще в 1994 году как (цитирую сайт Фонда) «государственная некоммерческая организация для развития малого предпринимательства в научно-технической сфере путем оказания финансовой поддержки высокоэффективным наукоемким проектам, разрабатываемым малыми предприятиями». В рамках упоминавшейся концепции развития венчурной индустрии существенная роль отводится федеральному Венчурному инновационному фонду (информация о нем есть на сайте Российской ассоциации венчурного инвестирования, РАВИ, www.rvca.ru/webrvca/vif/about_vif.html), который также является некоммерческой организацией и существует с 2000 года.

К инфраструктурным относятся и проблемы подготовки кадров, обеспечения коммуникации кадров. Остро необходимы места встреч для представителей разных видов бизнеса. Многообещающе выглядит в этом смысле рост популярности венчурных ярмарок - в Питере только что закончилась Третья венчурная ярмарка (www.rvf.ru).

Третья задача - информационное обеспечение вышеупомянутых процессов. Общество должно иметь о них полное представление. Но главная задача в этой области - создание примеров успеха. Цитирую Фурсенко: «Ситуация несколько парадоксальная: законодательство, несмотря на все его дефекты, вполне позволяет развивать инновационный бизнес; политическая и экономическая стабильность все-таки есть (по крайней мере, никакого сравнения с тем, что было несколько лет назад; ведь не боимся же, что рубль вдруг в два раза упадет). Желание работать в спекулятивной зоне не очень сильно, а главное - малореализуемо. И деньги есть! Как российские, так и западные. Деньги есть у компаний, деньги есть у части населения. Спросите любого крупного банкира, и он скажет: покажи мне хороший проект, я с удовольствием вложу деньги».

От себя добавлю - заклинание «деньги есть, проектов нет» повторяется уже несколько лет. Но теперь правительство, похоже, всерьез решило добиться, чтобы успешные инновационные проекты в конце концов появились.

Проекты

В ближайшее время Минпромнауки планирует запустить программу «Важнейшие инновационные проекты государственного значения». Идея программы такова: поддержать, совместно с частным капиталом, несколько долгосрочных инновационных проектов с заметными, яркими ожидаемыми результатами. Главное требование - на каждый инвестированный бюджетный рубль через три года должно быть получено пять рублей дохода от реализации проекта. В бюджете 2003 года на эти «мегапроекты» решено выделить несколько десятков миллионов долларов; по-видимому, масштабы финансирования еще окончательно не определены - в мае, выступая на расширенном заседании РАВИ, он говорил о $100-150 млн., причем это должна быть «большая часть средств из прироста бюджета на науку будущего года» (www.csr-nw.ru/publications.php?code=399). Сейчас темы проектов отобраны, но исполнители еще не найдены. Буквально в ближайшие дни (в момент нашего последнего разговора предполагалось, что это может произойти 18 ноября) должен быть объявлен первый конкурс исполнителей проектов. Пока что не опубликована ни тематика, ни точные бюджеты - порядок госинвестиций составит $5-10-15 млн. на проект, и примерно столько же ожидается получить от частных инвесторов. Зато известно, как и кто отбирал темы.

Информация о конкурсе тем распространялась в основном по ведомственным каналам (следующий «призыв» будет объявлен в СМИ). Было получено несколько сотен предложений - от исследовательских институтов, министерств, от департамента правительства по науке и образованию. Был создан экспертный совет, состоящий из представителей министерств, науки и бизнеса. Ученых приглашали таких, которые «понимают не только, как тратить деньги, но и как их зарабатывать». В частности, в Совет вошли руководители основных фондов поддержки российской науки и хайтека, Михаил Алфимов (Российский фонд фундаментальных исследований, РФФИ) и Иван Бортник (руководитель упомянутого выше ФСРНТС), что, как мне кажется, должно обеспечить баланс интересов науки и хайтек-бизнеса при использовании дополнительного финансирования, заложенного в бюджет следующего года. Но интереснее всего - список представителей крупного бизнеса в этом совете: Каха Бендукидзе, Алексей Мордашов, Олег Дерипаска, Владимир Евтушенков… олигархи, одним словом (известно, что многие из них не любят, когда их так называют; а что поделаешь? зато приятно, что именно эти люди активно работали над «проектом мегапроектов», реализация которого вполне может стать одним из шагов к деолигархизации российского бизнеса). Взаимодействие трех групп экспертов показало всю остроту важнейшего и для государства, и особенно для разработчиков, то есть собственно инноваторов, вопроса об объективной и полной экспертизе проектов, отбираемых для частичной государственной поддержки. Считается, что сегодня есть кому оценить научно-техническую сторону проектов - имеется множество аттестованных правительством организаций, способных выполнить эту работу. Гораздо сложнее ситуация с оценкой бизнес-перспектив. В конкурсе мегапроектов каждую заявку на заключительном этапе просмотрел по крайней мере один эксперт от науки и один от бизнеса. Бизнесмены подошли к делу очень ответственно, полностью «были в теме». На заключительном заседании жюри было простое голосование: один человек - один голос. В общем, идиллия.

Прежде чем комментировать эту идиллию - маленькое лирическое отступление. Лет десять назад мне пришлось месяц проработать в Тель-Авивском университете, и за это время я узнал множество местных дежурных шуток. Одну из них повторяют особенно часто: в Израиле что ни день, то либо праздник, либо скандал. Считаю, что то же самое можно сказать о распределении бюджетных денег в России. Поэтому я сразу же поинтересовался этой стороной дела.

Разумеется, она была одной из основных забот представителей правительства в экспертном совете. На естественный вопрос - означает ли поддержка одним из крупных предпринимателей того или иного проекта, что он претендует на соинвестирование именно в этот проект (проще говоря, на получение тех самых миллионов из госбюджета), я получил такой ответ: «мы старались избежать конфликта интересов, старались, чтобы проекты не были напрямую связаны с этими людьми. Не все получилось, но старались. Они были именно экспертами, не заказчиками. Деньги, выделяемые из бюджета, - по их меркам! - не очень большие: 5, 10, 15 млн. долларов на проект. Для них, как нам казалось, это не стоит того, чтобы рисковать репутацией. Наверняка задним числом можно будет усмотреть необъективность, проколы в экспертизе, в системе отбора - но ни про один проект никто из экспертов не сказал, что его победа на конкурсе подтасована».

Что ж, учитывая состав экспертного совета, это действительно внушает определенный оптимизм, но пока не объявлена тематика и не начался этап реализации проектов, дальнейшее обсуждение лишено смысла.

Ну а теперь я, по известному английскому выражению, «снимаю шляпу» представителя СМИ и «надеваю шляпу» научного сотрудника, перехожу Миусскую площадь - из здания министерства (Миусская пл., 3) попадаю в свой родной Институт прикладной математики им. Келдыша (Миусская пл., 4), чтобы оттуда взглянуть на начинающиеся реформы.

Перспективы

Какие перспективы откроются перед академической, университетской наукой, если в стране действительно начнут в массовом порядке возникать небольшие инновационные компании? Вряд ли институты и университеты получат деньги напрямую от инвестиционных фондов. Сценарий может быть таким: создание хайтек-стартапов на деньги инновационных и венчурных фондов, работа академических и университетских исследователей в этих стартапах (параллельно или, что, увы, вероятнее, «перпендикулярно» с работой в своих институтах или университетах), в случае успеха - рост отдачи от хайтек-бизнеса в виде налогов и направление полученных средств на действительно серьезную поддержку науки и образования. Это отличается от типичной в настоящее время схемы взаимодействия науки и бизнеса в России, при которой значительная часть академических и университетских исследователей-прикладников работает в небольших исследовательских группах по контрактам с крупными, в подавляющем большинстве зарубежными компаниями. Академические организации и высшая школа получают от такого сотрудничества заметный процент стоимости контрактов, но в целом это дополнительное финансирование не обеспечивает потребности развития таких организаций; оно обеспечивает лишь сравнительно (а по западным стандартам, так «очень сравнительно») приемлемый уровень жизни самих исследователей. Не исключено, что эта схема, приведшая в настоящее время к довольно четкой самоорганизации интеллектуальных ресурсов по актуальной тематике и реальному творческому потенциалу в прикладных областях, может с некоторыми модификациями вписаться в новую экономику и обеспечить непосредственную подпитку фундаментальной науки и образования.

Очевидно, однако, что гораздо естественнее в нее впишутся уже существующие небольшие хайтек-компании, выросшие в основном самостоятельно, но иногда и при поддержке фондов и инкубаторов, зачатков будущей инновационной инфраструктуры. Об одном из примеров рассказывается во. врезке 4.

Возвращаясь к академическим исследовательским группам, замечу, что сейчас огромное их большинство работает напрямую на мультинациональных хайтек-гигантов вроде Intel, Samsung и им подобных. В связи с этим интересно понять, кто будет потребителем продукции российских инновационных стартапов? Очевидно, что на первых порах те же multinationals. А на «вторых порах»? Появятся ли российские интелы и самсунги? Это один из самых серьезных стратегических вопросов, и он, конечно, активно анализируется разработчиками из Миннауки. Самое большое препятствие к появлению таких монстров сегодня: не видно команд управленцев, способных реализовать проекты такого масштаба. С другой стороны, ясно, что подобные проекты могут появляться только на новых рынках. На рынке, например, инфотехнологий для них вряд ли осталась ниша. Аналитики в один голос говорят о двух направлениях с потенциально гигантскими возможностями: нано и био. Я хочу закончить материал выразительным монологом Андрея Фурсенко на эту тему:

«… выбор приоритетов не должен ломать важнейший обычай, традицию нашей страны - у нас наука всегда была менее прагматичной, чем в целом наука в мире. Это было наше преимущество. Мы не должны этим полностью пожертвовать. Ограничения по деньгам существуют, никогда нельзя развивать все, что хочется. Но сохранение хотя бы минимальной непрагматической творческой научной среды - тоже приоритет. Причем эта среда должна быть и там, где сегодня прорыва не ощущается. В силу ряда обстоятельств я считаю, что нам надо ориентироваться на рынки, которые только возникнут через несколько лет. На рынок ИТ надо было ориентироваться пять-семь лет назад.

Десять лет назад на этом рынке начинался стремительный рост. Лет пять назад еще можно было включиться в этот процесс. Сегодня создавать новые ИТ-гиганты тоже в принципе можно, но это уже точно будет не того масштаба успех. Но если взять, например, нанотехнологии - вот там, я считаю, возможны новые рынки, это новый приоритет, им надо заниматься. Только надо точно определить, что мы под нанотехнологиями подразумеваем, - у нас же дикая страсть к затаптыванию слов. То же самое слово «венчур» уже просто опасно, потому что венчуром сегодня занимаются практически все, но даю гарантию, что 90 процентов людей даже не понимают, что это такое. «Инновации» - вообще уже стыдно вслух произносить. Так вот, для России есть некая специфика в выборе приоритетных направлений. Претендовать на прорыв там, где очень сложные изделия и, соответственно, сложная логистика, мы не можем. Советская логистика развалилась, а новая еще не возникла. В капиталоемких областях мы тоже не сможем многого добиться, у нас сейчас нет таких денег. Исходя из этих критериев надо выбрать направление, где мы можем заведомо быть первыми, а не вторыми, и там сконцентрировать усилия. Есть, конечно, направления, где все равно придется работать, но главное - найти то, где мы будем первыми. Нанотехнологии - одно из направлений, где мы имеем некоторые шансы на это. В этой сфере роль мозгов все еще достаточно велика. В отличие, скажем, от кремниевой микроэлектроники, где теперь уже главный вопрос - вопрос денег. Миллиард долларов - завод. Четыре миллиарда долларов - завод получше. Вот и все».