Нет, я не «пиратский барон», и даже не его подчиненный. Напротив - если разобраться, шум вокруг копирайта и «интеллектуальной собственности» меня лично касается куда меньше, чем большинства моих сограждан. Мой компьютер оснащен свободным софтом, авторы которого публично и письменно отказались играть в такие игры. Жанр музыки, которую я слушаю, распространяется по заведомо некоммерческим каналам. Просто так сложилось. Не светит мне и карьера «интеллектуального собственника». Результаты деятельности научного работника (в моем случае, увы, пока больше гипотетические, чем реальные) слишком важны обществу, чтобы оно могло позволить кому бы то ни было спрятать их в карман.

Вся эта война с «пиратами», идущая под трубные звуки и барабанный бой, производит впечатление дешевой мелодрамы. Публикаций, чьи авторы плачутся о тяжелой судьбе до нитки обобранных авторов, - море. Законопроектов, призванных стереть в порошок каждого, кто на полметра приблизится к контрафактному компакту, - пачки. Вот еще один. Только за пределами этой шумной кампании - пустота и неподвижность.

Неизбежно оказывается, что фирма, жалующаяся на засилье «пиратов» и недостатки законов, даже и не пыталась воспользоваться теми возможностями, которые законами предоставляются. А попытавшись - сразу же хватается за пресловутую 146-ю статью Уголовного кодекса, которая по самой своей конструкции предназначена законодателем для немногих, исключительных по тяжести и характеру нарушений авторского права. А вовсе не для повседневного, рутинного преследования «пиратов», для которого в «Законе об авторском праве и смежных правах» (далее - ЗоАП) предусмотрен целый веер действенных гражданско-правовых возможностей.

Самые предприимчивые гоняют торговцев «пиратскими» компактами вокруг Митинского радиорынка. Что, конечно, немало. Но учитывая, что местонахождение заводов, открыто клепающих эти компакты массовыми тиражами, тайной не является, особого впечатления эти рейды все же не производят.

Нет, само по себе это не страшно. Но после десятого-сотого прочтения - смертельно скучно.

В документе говорится, что присвоение авторства (плагиат), если это деяние причинило крупный ущерб автору или правообладателю, наказывается штрафом в размере от 200 до 400 МРОТ или в размере зарплаты или иного дохода осужденного за период от 2 до 4 месяцев, либо обязательными работами на срок от 180 до 240 часов, либо арестом на срок от 3 до 6 месяцев.

«Все страньше и страньше», - как говорила Алиса. Похоже, у создателей законопроекта весьма любопытные представления об авторском праве. Резко расходящиеся с законом об этом самом праве.

Прежде всего, каким, интересно, образом присвоение авторства (то есть нарушение установленного ЗоАП личного, неимущественного, не подлежащего передаче права на имя) может нанести какой-либо ущерб правообладателю, то есть человеку, получившему от автора часть исключительных имущественных (совсем других) прав?

Потом, с какой стати преследование плагиата (нарушающего, повторяю, личные права гражданина) обуславливается наличием крупного (и вообще какого бы то ни было) материального ущерба? Что, без доказательства этого ущерба плагиат перестает быть плагиатом? Представьте себе уголовный кодекс, карающий за изнасилование только в случае, если оно «причинило крупный ущерб потерпевшей». В отношении изнасилования автора, однако, создатели законопроекта считают такое поведение в порядке вещей.

Это, впрочем, тоже не страшно. Это обычное хамство, какого много.

Вторая, ключевая часть законопроекта - нарушение имущественных прав. Вообще-то, появление ее в VII разделе УК, посвященном преступлениям против личности, нелепо. Для экономических преступлений отведен следующий, VIII раздел. А речь здесь идет уже не о личных правах автора, а о коммерческих взаимоотношениях, участниками которых могут быть (и, как правило, бывают) отнюдь не авторы.

Когда в определении преступления в Уголовном кодексе появляется слово «незаконный» - это значит, что существует специальный закон, в котором подробно расписано, что законно, а что - нет. В данном случае таким законом является ЗоАП. В соответствии с ним приобретение, хранение и перевозка контрафактных экземпляров ни при каких обстоятельствах (повторяю - ни при каких обстоятельствах!) не могут быть незаконными.

Вся фраза не значит ничего. Вообще ничего. Однако это вовсе не очевидно. Кажется, будто она карает приобретение, хранение и перевозку контрафактных экземпляров.

Оп-ля! Причинение крупного ущерба (как в действующем законе) превращается в «незаконное использование в крупном размере». Что есть, по существу, подмена цели уголовного преследования, изменение состава преступления на такой, который не имеет ничего общего ни с заявленной целью, ни с задачами уголовного права. Издавая контрафактно книжку, «пират» может напечатать ее на газетной бумаге восьмым кеглем и продавать по десятке, а может и на высококачественной мелованной и продавать по двести рублей. «Размер использования» изменился в двадцать раз, при том что характер и размер нарушения остался прежний, а нанесенный ущерб мог даже уменьшиться.

Нанесенный ущерб, кстати, полагается доказывать. По строгим стандартам, принятым в уголовном деле. Причем ни упущенная выгода, ни любимый многими моральный ущерб здесь веса не имеют. В то же время подсчитать оборот нарушителя - задача чисто бухгалтерская. Однако - нанесенный крупный ущерб составляет общественную опасность. А вот крупный оборот - с какой, собственно, стати?

Многократное усиление репрессивных мер. Это пункт сразу же переводит 146-ю статью из разряда преступлений небольшой тяжести в разряд тяжких преступлений. Со всеми вытекающими последствиями, предусмотренными УК и Уголовно-процессуальным кодексом.

Причем если в существующей статье все сроки лишения свободы начинаются от нуля и имеют альтернативы, не связанные с «посадкой», то здесь предусмотрена тюрьма на три года минимум - без вариантов. Наказание становится сравнимым с наказаниями за такие преступления, как похищение, изнасилование, грабеж.

Впрочем, мне и на это наплевать. Только противно.

Под крупным размером в законопроекте подразумевается стоимость экземпляров произведений, в 200 раз превышающая МРОТ, а под особо крупным - в 500 раз.

В существующем законе «крупный размер» точно не определен. Но установившаяся практика, как правило, считает крупным ущерб более 500 МРОТ. 200 МРОТ - это 20 тысяч рублей, или около 700 долларов. В мире вычислительной техники (с которой связана немалая часть конфликтов по поводу копирайта) это - гроши.

А ларчик просто открывается. Когда говорят, что 146-я статья не работает, сломана, и ее-де необходимо починить, - лукавят. Она весьма эффективно работает - да вот только механизм ее работы существенно отличается от того, как положено работать статьям Уголовного кодекса, как работают статьи, карающие, например, за воровство или мошенничество.

Имеется замечательный документ - Информационное письмо Генеральной прокуратуры РФ «О практике применения законодательства по защите интеллектуальной собственности, состоянии прокурорского надзора и мерах по усилению борьбы с пиратством в аудиовизуальной сфере» от 30.03.2001. Среди прочих интересных фактов там есть и статистика уголовного преследования по 146-й статье. Для наглядности нарисуем табличку.

Впечатляет? Уголовный закон, который, по официальному признанию, лишь в 15% случаев используется для наказания преступников, в остальных же 85% служит исключительно для причинения неприятностей законопослушным гражданам!

Слышу возмущенные крики: всё, дескать, от несовершенства закона, не позволяющего сажать. То есть мне предлагают поверить, что прокуратура шестой год добросовестно ловит «пиратов», но каждый раз, с удивлением обнаружив, что не может посадить их по закону, отпускает? Не поверю!

Тут снова раздаются возмущенные крики: почему я называю явных «пиратов», против которых почему-то никак не складывается уголовное дело, - законопослушными гражданами. Авторское право-то они нарушали, что, быть может, даже доказано. Меня это не интересует. Совсем. Перед законом, перед обществом - они чисты. Государственная машина, взявшаяся за них, сработала вхолостую, напрасно сожрав положенную оной машине сумму средств. Ущемление гражданских прав и свобод не привело ни к каким общественно-полезным результатам. Может, это покажется странным, но «пираты» - тоже граждане, и закон гарантирует им прав и свобод ничуть не меньше, чем прочим.

Частное лицо, собирающее доказательства для иска, не вправе врываться в дом предполагаемого ответчика, производить обыски, конфисковывать имущество, кого-либо арестовывать или допрашивать. И на то, надо сказать, имеются веские причины.

Но стоит возбудить уголовное дело, как досадные препятствия, вроде частной собственности и неприкосновенности личности, мгновенно устраняются. «Потерпевший» может врываться в дом обидчика во главе взвода ОМОНа, может заранее, до решения суда, конфисковывать деньги, имущество и оборудование, может даже посадить обидчика, если тот не спешит раскаиваться и отдавать свои деньги. А обвинительный приговор по уголовному делу - да зачем он нужен, если денег от него все равно не добавится? Уголовное дело закрывается или спускается на тормозах, а собранные в ходе расследования вещественные доказательства перекочевывают в материалы гражданского иска. Или вообще никуда не перекочевывают, если оппонент раздавлен следствием.

Пара нашумевших в свое время, а ныне полузабытых примерчиков приведена во врезке.

В том же письме Генпрокуратуры приводится интересная статистика по обыскам и изъятиям: «В обеспечение возмещения причиненного ущерба, который по выявленным преступлениям этой категории составил в 2000 году 119 млн. 715 тыс. руб., изъято денег, ценностей, имущества, наложен арест на имущество на общую сумму 210 млн. 973 тыс. руб.». В обеспечение исков на 100 миллионов конфисковано, уничтожено, арестовано или иным способом выведено из оборота имущества на сумму, вдвое большую. При, напомним, всего пятидесяти осужденных и более 85% закрытых без последствий дел. Очевидно, в целях борьбы с тем ущербом, который «пиратство» наносит российской экономике.

Размер ущерба, вероятно, завышен. По распространяемым Генпрокуратурой методическим указаниям он «определяется» на основании экспертного заключения специалистов РАПО («Российской АнтиПиратской Организации»), то есть представителей потерпевших. Конечно, они себя не обидят.

Впрочем, что это я привожу какие-то экзотические примеры. Посмотрите на экран телевизора, загляните в газету, и вы обнаружите очередную бравую реляцию о том, что такого-то числа сотрудниками УБЭП города N совместно с ассоциацией M осуществлен рейд… изъято К дисков. Задумайтесь - а сколько приговоров вынесено по результатам этого рейда? И почему мы о рейдах слышим чуть ли не через неделю, о заседаниях суда - раз в полгода, а о вынесенных обвинительных приговорах - и того реже? И кто отвечает за нанесенный ущерб и потраченные государственные деньги, если приговоров и вовсе нет? УБЭП-то создавалось вовсе не для бесплатного охранного обслуживания ассоциации M.

Разумеется, чтобы позволить себе такие фокусы, недостаточно быть ущемленным в авторских правах. Представить писателя, делающего обыск в помещении издательства-пирата, или сценариста, под дулами автоматов конфисковывающего неправомерно снятый фильм, практически невозможно. Для того, чтобы беспрепятственно и в любом количестве возбуждать уголовные дела, нужно иметь хорошие отношения с власть имущими. Я не говорю о банальной взятке, хотя, вероятно, в отдельных случаях и без этого не обходится. Но первое, что пытаются сделать разнообразные организации защиты авторских прав, - как можно более полно слиться с властью. «Русский Щит» мимикрирует под «комиссию при мэре и правительстве Москвы», без сомнения, не без ведома самого мэра. РАПО подмазывается к Генпрокуратуре, организует для нее семинары, рассылает бесплатные «образцы» своей продукции «для экспертных исследований». Российское Авторское Общество ухватилось аж за Администрацию Президента. И так далее.

Вернемся к нашим баранам, к принятому в первом чтении законопроекту. Как мы видели, с точки зрения осуждения нарушителей вносимые законопроектом изменения совершенно бессмысленны. Но никто и не собирается использовать эту статью для осуждения. Она нужна, чтобы произвольным образом возбуждать дела, которые потом втихомолку будут закрыты. И тут бессмысленные (при наивном прочтении) фразы становятся ой как важны.

Авторское право, любят говорить юристы, «есть тонкий баланс между интересами автора и интересами общества». Насколько он тонкий и насколько он баланс - вопрос спорный. Но несомненно - одним из основных условий устойчивости традиционного авторского права являлась гражданская форма его реализации. Теоретическая возможность преследовать нарушения права перекрывалась экономической нецелесообразностью преследования. Автор получал свою долю не от всех рассеянных форм использования его произведения, а лишь от немногих, наиболее доходных.

Введение уголовного преследования за нарушение копирайта баланс этот подкосило. Теперь, когда все расходы легким движением руки взваливаются на государство, оставляя правообладателю чистую прибыль, - экономически выгодно давить всех подряд. И тех, кто получает большой доход, и тех, кто получает малый, и тех, кто несет одни расходы. Лоббируя создание за государственный счет все более изощренных систем контроля и принуждения. Общество, принявшее идею уголовного обеспечения копирайта, дает сильный крен в сторону полицейского государства.

Тут бы нашим депутатам, вроде как защитникам народных интересов, вмешаться и выправить крен. Но события развиваются иначе:

За принятие этого законопроекта проголосовали 375 депутатов, один - против, один - воздержался.

375 депутатов. Правые и левые, коммунисты и либералы. Неужели среди них нет людей читающих, слушающих музыку, смотрящих фильмы. Неужели все они куплены на корню медиа-монополиями? Неужели они не понимают, что такими поправками вовсе не укрепляют закон, а, напротив, открывают дверь - пока нешироко, чуть-чуть, но открывают, - самому свирепому беззаконию? Или, может быть, они просто не читают то, за что голосуют?

Вот это - страшно!