А надо ли?

Вроде бы всем давно понятно: в условиях информационной революции правовое регулирование хронически отстает от технологических и социальных реалий; у Интернета и права есть многочисленные «точки пересечения», где как раз «точечное» регулирование крайне необходимо; в условиях повсеместного применения информационных технологий (ИТ) «избыточное» регулирование не только вредно, но и попросту не имеет смысла (тем более с учетом особенностей правосознания российского населения) и т. д. Похоже, что с этими аксиомами уже согласились даже чиновники соответствующих ведомств, еще год-полтора назад рассматривавшие ИТ всего лишь как очередной (но перспективный для их личного обогащения) объект приложения своих бюрократических талантов.

Однако поскольку за последнее время «экономического чуда» в ИТ так и не произошло, да и взятки «по Интернету» брать до сих пор не научились (пока?), ажиотажный интерес российского чиновничества к вопросам ИТ снизился. Даже встреча Президента России с представителями отечественного хайтека (13 апреля 2001 года) прошла почти незамеченной. Казалось бы, ясно, кому и что делать в правовом регулировании информационной отрасли. Осталось дать поручения «профильным» ведомствам, написать «правильные» законы, провести их через Госдуму и переключить внимание на нечто иное, пока еще «не до конца отрегулированное». Например, на биотехнологии или ветроэнергетику. Собственно, только в Госдуме уже скопилось несколько десятков конкурирующих между собой законопроектов «об Интернете», составленных депутатами-агрономами и депутатами-телекомментаторами, считающими себя крупнейшими специалистами почему-то именно в информатике. Но вероятность принятия таких законопроектов минимальна. Еще меньше надежды, что в случае одобрения даже одного-двух из них произойдет некий «прорыв» в развитии ИТ в России и будет сокращено «информационное неравенство» (digital divide) со странами «большой восьмерки». К сожалению, нынешняя законотворческая активность отдельных депутатов и стоящих за ними федеральных ведомств стимулируется лишь сиюминутными, тактическими задачами, и в их намерения вовсе не входит внесение столь нужных, фундаментальных изменений в российское информационное законодательство.

Однажды было сказано: «нет ничего практичней хорошей теории». Я попытаюсь описать только одну из теоретических проблем, нерешенность которой ведет на практике к «законодательному тупику», когда принятие сколь угодно большого числа новых «информационных» законов не способно обеспечить должного уровня упорядоченности информационных правоотношений и вывести нашу страну из той «законодательной изоляции» от внешнего мира, в которой Россия оказалась после принятия нынешнего «набора» законов об информации, международном информационном обмене, телекоммуникациях… За рамками статьи, впрочем, останется анализ причин, по которым такая изоляция столь выгодна именно ведомствам, занимающимся не только придумыванием новых нормативных актов в области ИТ, но и надзором за их соблюдением.

Проблемой этой является юридическое закрепление прав на информационные объекты.

Право и закон

В каждый исторический период увеличивается внимание законодателей и практикующих юристов к определенным видам правоотношений. Соответственно, к каким-то иным вопросам внимание уменьшается (либо из-за уменьшения общественной значимости данной проблемы, либо из-за достижения определенного уровня «насыщения» в ее регулировании). Скажем, проводится где-то налоговая реформа (как сейчас в России) - число налоговых законов резко увеличивается по сравнению с предшествующим и последующим периодами. Вытесняются железнодорожные перевозки автомобильными как экономически более выгодными - внимание депутатов национальных парламентов постепенно переключается от вопросов регулирования железнодорожных тарифов к дорожному строительству и соблюдению экологических требований. Кроме того, возникают (и исчезают!) те или иные субъекты и объекты регулирования. К примеру, в СССР существовал такой субъект права, как «колхозный двор», и такой объект регулирования, как «рационализаторское предложение». Сейчас указанные понятия воспринимаются как анахронизмы и в нынешней российской правовой системе практически отсутствуют. В то же время достаточно подробно в нашем законодательстве определен правовой статус акционерных обществ и индивидуальных предпринимателей, детально регламентирован порядок деятельности на рынке ценных бумаг или оказания банковских услуг. Для иных областей регулирования (к ним относятся и информационные технологии) подобная степень детализации еще не достигнута.

В России действуют первые две части Гражданского кодекса (ГК), федеральные законы «О связи», «Об участии в международном информационном обмене», «Об информации, информатизации и защите информации», «О государственной тайне», «Об авторских и смежных правах», Патентный закон, многочисленные указы Президента и постановления Правительства, регламентирующие порядок использования средств шифрования и защиты информации. Но до сих пор не принята часть ГК, призванная регламентировать вопросы так называемой интеллектуальной собственности. В законодательстве не раскрыто понятие информации как отдельного объекта гражданских прав, введенное как раз в первой части ГК. Неэффективными на практике явились законы «информационного права», содержащие маловразумительные формулировки, часто не соответствующие ни Гражданскому кодексу, ни здравому смыслу. Встает вопрос: а как надо сформулировать соответствующие положения соответствующих законов? Почему, с точки зрения многочисленных экспертов, отнесение информационных продуктов к объектам права собственности неправильно? И здесь начинается самое интересное.

К сожалению, еще с советских времен не только у «простых людей», не обремененных правовым образованием, но и у выпускников юридических вузов не изжито представление о «праве» и о «законе» как идентичных понятиях. (Не может быть «плохих» законов, а все правовые проблемы как раз и должны быть своевременно урегулированы в «правильных» законах. Раз закон принят - он должен действовать. Его незнание не освобождает от ответственности…) Но это не вполне корректно. Закон - лишь один из источников права. Писаный «закон» всегда статичен, он отражает сиюминутный «срез» общественных отношений. «Право» всегда динамично развивается, находя свое отражение как в письменных нормативных актах, так и в иных формах. Зарубежный юрист сразу скажет, что задача лица, разрешающего проблему юридического характера (например, судьи), заключается вовсе не в том, чтобы найти некую норму закона и описать в ее терминах реальное правоотношение. Напротив, необходимо исследовать суть такого правоотношения (кстати, отсюда требование объективности, беспристрастности и состязательности в уголовном и гражданском судопроизводстве) и попытаться установить, существует ли в действующем законодательстве данной страны какая-либо норма, подходящая для рассматриваемого случая. Если такой нормы нет - не беда, по аналогии можно (и нужно) применить другую, сходную норму. Если вообще на «указанную тему» в законодательстве ничего не говорится - используется уже не аналогия закона, а аналогия права, фундаментальных принципов правовой системы демократического государства. Так что фактически задача юриста - сравнить, насколько действующий закон «правомерен», и если все нормально - правильно применить его. (Кстати, подобные правила сформулированы и в российском гражданском законодательстве, о чем часто забывают.) Таким образом, все споры на тему «существует ли информационное право», «нужен ли закон об Интернете» и т. п., в общем-то, схоластичны. Да, существует (раз существуют общественные отношения с соответствующей спецификой); нет, не нужен (поскольку объект регулирования точно не определен). Дело в другом: возникли новые, прежде неизвестные объекты права, по поводу которых люди вступают между собой в правовые отношения (купли-продажи, аренды, охраны от противоправных посягательств и т. д.). Необходимо определить правовой режим таких объектов. Определить, какими нормами права его можно описать (а вовсе не стараться тут же смастерить «актуальный» закон на эту тему). Дать точное определение (дефиницию), пригодное для дальнейшего использования в нормативных текстах. Но прежде всего, конечно, необходимо понять, а как соотносится такой новый объект с уже существующими объектами регулирования.

Все эти, на первый взгляд, теоретические построения имеют (особенно в настоящее время) весьма важный практический аспект. Всем известно, что имущество («вещи»), могущее быть объектом права собственности, делится на недвижимое (земельные участки, здания и строения, квартиры и нежилые помещения и т. п.) и движимое (все остальное). Если здесь поставить точку, это будет не совсем правильно. «Интеллектуальная собственность» (авторское право на произведения искусства, промышленные образцы, программное обеспечение, товарные знаки и прочее) является объектом так называемых исключительных прав, к «обычной» собственности не относящихся. Всё? Нет, не всё. А воздух, природные ресурсы, радиочастотный спектр, небесные тела, наконец? Да, есть еще так называемые объекты, «изъятые из оборота», вообще не являющиеся предметами правоотношений, либо «ограниченной оборотоспособности» (например, оружие). Следовательно, объектный состав отношений между субъектами права (то есть между всеми нами) достаточно сложен и включает самые различные виды. К ним Гражданский кодекс России относит собственно вещи, работы и услуги, результаты интеллектуальной деятельности, информацию и нематериальные блага. Часть объектов материального мира к объектам гражданских прав не относится. Обратим внимание на то, что «информация» по определению законодателя не относится к результатам интеллектуальной деятельности (интеллектуальной собственности). Здесь явно проведено различие между содержательной, «объективной» информацией и формами ее представления (в произведениях литературы и искусства, программах для ЭВМ, базах данных и т. д.).

А вот теперь попытаемся рассмотреть вопрос, к какому из видов объектов гражданского прав относится, скажем, сайт в Интернете. Это - комплексный объект, в котором имеется явно совокупность «(под)объектов», относимых к авторскому праву (дизайнерское решение, способ представления материала и т. д.), равно как и разного рода информационные объекты, для которых важнейшим компонентом является их содержание. Нельзя забывать и о том, что «сайт» не может существовать «сам по себе», без участия лиц (организаций), «поддерживающих» его (провайдеры доступа, хостинга и т. п.). Здесь же придется внимательно присмотреться и к вопросам адресации сайта в «киберпространстве», позволяющей однозначно получить доступ к нему (а в необходимых случаях - идентифицировать его «владельца»). Кстати, сразу же возникают дополнительные вопросы. Во-первых, относится ли уникальный адрес «сетевого объекта» к интеллектуальной собственности, охраняемой гражданским правом (вспомним многочисленные судебные разбирательства по домену kodak.ru). Если нет - то разве (по аналогии с «несетевым» миром) не должно быть обеспечено право пользователя определенного доменного имени на «неприкосновенность», на то, чтобы им не мог пользоваться никто другой? Если да - то к какому установленному законом виду объектов исключительных прав доменное имя относится (товарный знак, фирменное наименование, объект авторского права либо что-то иное)? Во-вторых, а почему, собственно, мы говорим о «владельце» сайта (иногда даже о «собственнике»)? Разве сайты относятся к материальным вещам («имуществу») и могут быть чьей-то собственностью (и, следовательно, находиться в чьем-то владении)?

[i40026]