- Вы, господин инспектор, это хорошо придумали, чуть что - ревизия, да, - грузчик был глуховат и поэтому кричал; одет он был в комбинезон красный, истрепанный, на груди - значок «Межзвездного транспорта».

Вокруг угрожающе загромыхало.

- Вот и еще один транспорт отправился, прости конвертер, - пробурчал грузчик.

Я всякое слышал за время стажировки, но такого - нет, такого не слышал.

- Это что у вас за присказка?

Был я тогда молодец - только что выпускник Звездной академии, гордый орленок с бляхой-орлом на левом рукаве и красивым связным комплектом на голове. Я лучился здоровьем и витаминами, грузчик же был угрюм.

- Так, местная божба. У нас, мил человек, нет ничего, кроме длинной Орбиты, Великого Дрейфа и Корректирующего Конвертера, - он показал мне три пальца. Пальцы были грязные и сильно пахли машинным маслом.

- Я ведь как пришел, - бубнил грузчик, ловко лавируя меж контейнерами, - так сразу их пересчитал. У нас не сложная работа, господин инспектор, а скорее - утомительная. Вот и навострился изредка их пересчитывать. Мне еще Люк крикнул с верхней палубы, что, мол, Ганс, ты совсем свихнулся, скоро пальцы от скуки пересчитывать будешь. Люк - это наш корректор траектории.

Он провел меня под аркой в темное помещение; были там дверь и две тусклые лампы - они нехотя светили. Мы нехотя смотрели. И тут грузчик третьей категории Ганс Тайман схватил меня очень сильно за плечо и начал быстро-быстро шептать:

- Господин инспектор, я слышал, что такое бывает, если ностальгия по Земле… больше двух лет если, то и галлюцинации, видения, призраки и прочие блуждающие биороботы… господин инспектор, вы уж без меня там пересчитайте, а я тут уж, а то боязно, - а вы тогда и начальству записочку, что, мол, Ганс Тайман неадекват, что с Гансом Тайманом дело опасно иметь, пока он в санаториях не перекантуется две недели…

И он еще долго бы бормотал эту чушь, пригвоздив меня своей правой клешней к переборке, называл бы имена и наверняка дошел бы до настоящей взятки, но раздался грохот.

- Транспорт отправился, - сказал я.

Ганс обмяк как-то, съежился и только и хватило его на то, чтобы показать мне путь к контейнерам.

Я не стал пересчитывать, - один ящик, зеленый с белой полосой, шедшей вокруг корпуса, стоял особняком, и даже не стоял, а висел, потому что его цепко ухватил погрузчик и остался в этаком положении - сантиметрах в пятидесяти от железного пола.

- Вот, - сказал Ганс, поняв, что путевка накрылась.

…Чертовщина какая-то. Я еще раз пробежался по станции - там работали всего три человека, иногда были приходящие личности: Степа Колючкин, специалист по монтажным работам, заросший рыжим волосом физик-теоретик, прокладывавший курс для Большого Дрейфа перевалочной станции, да еще пара человек.

И вместе с этой парой человек была пара неприятностей. Я зарылся в книги и документацию и установил, что ящик прибыл откуда-то из малой системы Юпитера, с исследовательской станции - там, кажется, занимаются разведением каких-то «вакуумных дикобразов», наука эта мозголомная, с ее основами я бегло ознакомился благодаря Степе Колючкину и его богатому межпланетному опыту.

- Представь себе, старик, - сказал он мне, - они там берут этих дикобразов и начинают их топить. Не до конца, конечно, но душат крепко. Те дикобразы, что выживают, страдают от переизбытка кислорода, ну им и дают камеру поменьше. И так, при помощи направленного, то бишь искусственного отбора они отбирают лучших - тех, кому кислород нужен почти так же, как лысому расческа. А потом то же самое сделают для остальных условий. Видел я этих чудищ, дочка там стажировку проходит, она картинки показывала. А она за права животных, меж прочим, старик, это тебе не просто так, она показывает и плачет, и сказала, что хорошо было бы, если кто-нибудь нашел способ сразу вывести необходимую зверушку, а не сотнями этих дикобразов мучить и пытать.

Я готов был мучить и пытать уже самого Степана - взор мой застила резолюция номер шестнадцать, провальная для каждого, и особенно позорная для новеньких выпускников Звездной академии. А еще перед глазами у меня стояло письмо от станции на Ганимеде. Начиналось оно словами:

«Дорогой Федор Михайлович! Благодарим вас за участие в нашем научно-исследовательском соревновании…» плюс еще абзацев пять благодарностей за вклад в науку о «вакуумных дикобразах». В качестве приза и прилагался этот ящик. Хотя бы бомбы там нет - это уже радовало и позволило не отправлять запрос на комплект для разминирования.

Проведя бесчисленное количество бесед, сравнив неподъемные объемы (как мне когда-то казалось) копий одних документов с оригиналами других, гоняя бесконечные чаи с любезным корректором Люком С. Диггером, заядлым компьютерщиком, я так и не продвинулся ни на миллиметр. Скажу больше: месяц служебного расследования тянулся невообразимо медленно, никаких указаний по поводу несуществующего контейнера не поступало и я все чаще стал заходить к Люку - мы играли вдвоем против бортового компьютера. Иногда, примерно в трех процентах случаев, мы могли свести дело к ничьей, и Люк считал, что тем самым мы доказываем, что человеческий разум чего-то стоит.

- В конце концов, - говорил он, - решается многовековой спор, философская проблема: может ли человек победить компьютер? Древние сочиняли сказки, в которых некий витязь, которого именуют обычно «Гроссмейстер», постоянно одерживал верх над машиной. Мы тоже должны стремиться к этому.

Я угрюмо молчал, потому что грузчик Ганс рассказал мне, что Люк написал эту шахматную программу для себя и специально ввел какое-то количество ничьих: «для пущего азарту», как выражался Тайман.

- Ну и пусть, - согласился Люк, когда я язвительно осведомился о причинах ничейных партий. - Всё равно я считаю, что мы должны помогать компьютерам. Многие дают компьютерам имена - мне кажется, что это варварство. Если компьютер так разумен, следует дать ему возможность самореализации.

Чай - коварная жидкость. Я укоризненно покачал пальцем.

- Вы еще скажите, Люк, что компьютер может иметь любое имя и паспорт.

Люк рассеянно улыбнулся. Я улыбнулся гордо - знал, что победил в споре.

Раздался грохот. Вслед за грохотом неожиданно прозвучал чей-то басок:

- А почему бы, собственно?

В помещении никого не было.

- Не оглядывайтесь по сторонам, это говорит бортовой компьютер. Да, я согласен с моим программистом. И я имею имя. Я долго изучал культуру людей и сознательно выбрал именно это имя.

- Какое же? - полюбопытствовал я.

- Поскольку я не связан узами родства с кем-либо, то я выбрал произвольное трехсоставное русское имя, - компьютер будто задумался, - со сложной историей и судьбой.

- Это имя - Федор Михайлович Достоевский. - И тут комната пошла плясать у меня перед глазами. - Я хотел помочь ребятам на Ганимеде, они занимаются очень интересным делом. Я предложил им использовать виртуальных дикобразов на основе генома обычных и предложил готовый инструментарий - при моем свободном времени это было совсем несложно. И это помогло бы несчастным дикобразам. Я бы внес вклад в сохранение вида.

Комната на секунду остановилась, и я, переведя дыхание, сказал:

- Так… давайте я вам вручу ваш приз, и все будет решено! - В глазах у меня прыгали искры, а в мечтах я уже вознесся до лейтенанта.

Компьютер вздохнул. И этот вздох навсегда оставил одно проваленное дело в моей безупречной карьере.

- Нет, не можете. У меня, видите ли, нет паспорта. Не угодно ли чаю?

[i39856]