Виктор Сергеев - кандидат физико-математических наук, доктор исторических наук, руководитель Центра международных исследований МГИМО.

Я попросил Виктора Михайловича прочитать небольшую лекцию о процессах глобализации. Впрочем, лекция вскоре перешла в оживленную беседу.

В тексте статьи использованы рисунки, первый из которых показывает интенсивность веб-трафика в США , остальные - графы связности нескольких «подмножеств» Интернета, вложенные в гиперболическое пространство.

Топология напряженности

- Глобализация стала очень активно обсуждаться около десяти лет назад. Я бы выделил три повода для таких разговоров.

Первый - развитие Интернета. Часто говорят, что благодаря Интернету информация стала значительно доступнее. Но это неверно: Интернет не столько источник информации, сколько параллельный мир (тут можно вспомнить вавилонскую библиотеку Борхеса). Когда информации очень много, это не значит, что она доступна.

Второй повод для разговоров о глобализации - компьютеризация финансовых систем, сделавшая возможным очень быстрый перевод денег. Характерное время сократилось с дней до минут. Здесь я тоже хотел бы высказать соображения сдерживающего характера: на практике радикально ускорилось движение только больших сумм «горячих» денег. Такими операциями занимаются специфические экономические агенты, в основном финансовые спекулянты. Их не так много. Глобализация чего-либо предполагает, что каждый имеет к этому доступ. Здесь же - не каждый, как и в случае с информацией.

Третий повод - развитие транспортных сетей. Действительно, сейчас гораздо легче попасть из одной страны в другую, чем раньше. Но транспортные сети устроены специфическим образом - вы не можете напрямую связать любую точку с любой. Поэтому в регионах возникает то, что американцы называют хаб (hub). В применении к транспортным сетям - это аэродром, который «звездообразным» образом связан с основными центрами региона. Глобальная связь установлена не между маленькими аэродромами, а между этими гигантами. Чтобы попасть, скажем, из Пензы в Милуоки (штат Висконсин), надо прилететь в Москву, потом - в Чикаго, а уже оттуда в Милуоки. Поэтому расхожее представление о том, что существует сплошная сеть взаимосвязей, неверно.

Топология всех этих сетей такова, что глобальные связи существуют только между центрами локальных сетей. Например, серверы в Интернете иерархически организованы. Поэтому пространства, покрытые сетями, оказываются неравнозначны в своей ценности. Возникает небольшое количество особо выделенных мест. По естественным причинам эти выделенные места в разных сетях имеют тенденцию к географическому совпадению. Нельзя строить крупный международный аэропорт in the middle of nowhere ¹! Нельзя ставить сервер, обслуживающий очень большое количество пользователей, в Кордильерах или другом экзотическом месте. Его ставят там, где есть специалисты по аппаратуре и софту, где есть мощные линии связи. В результате возникает крайне неоднородная структура. Появляются небольшие участки пространства, центры, где доступ к разнообразным средствам коммуникации, как и знаниям, очень легкий. Именно в этих центрах оказывается наибольшее количество образованного населения, потому что там протекает основная экономическая жизнь, там расходуются огромные деньги.

Что это за деньги? Давайте сравним расходы на производство с трансакционными издержками, то есть с издержками на оформление документации, выплату различных налогов, тарифов, консультирование. По подсчетам лауреата нобелевской премии Дугласа Норта (Douglas North), трансакционные издержки - это 50 процентов всей экономики США. Есть страны, в которых эта доля так велика, что является основой экономики. Таков, например, Люксембург. Другой пример: у нас часто говорят, что Москва обирает всю Россию, все деньги сосредоточены в Москве и т. д. А на самом деле происходит очень простая вещь: в Москве расходуются едва ли не все трансакционные издержки страны. Похожая ситуация в Нью-Йорке, в Лондоне: там нет значительного производства, но так как трансакционные издержки очень велики, то в этих центрах душевой доход оказывается необычайно высоким.

Недавно в Англии вышла очень хорошая книга «Ворота в глобальный мир» (русский перевод выходит в издательстве «Фазис» в конце мая). «Воротами» ее авторы, Оке и Дэвид Андерссоны (Еke Andersson, David Andersson) называют именно эти совмещенные центры различных глобальных сетей. «Глобальный мир» сегодня - это совокупность таких универсальных центров. К ним принадлежат Лондон, Нью-Йорк, Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Токио, Шанхай, Сингапур, в Австралии - Сидней, в Европе - «итальянский коридор» Милан - Венеция, Ранштадт (комплекс городов в Нидерландах - Амстердам, Гаага, Лейден, Роттердам, Утрехт). Франкфурт, Париж, Барселону, Стокгольм тоже можно сюда отнести. В таких городах обязательно есть значительный транспортный узел (как правило - крупный порт), университетский центр, крупный банковский центр, центр высокотехнологической промышленности со множеством штаб-квартир крупнейших транснациональных корпораций (ТНК). ТНК имеют возможность выбрать, где расположить свою штаб-квартиру, и стараются минимизировать трансакционные издержки. Удобно, если штаб-квартира расположена вблизи хаба. Пример - Кремниевая Долина, где компьютерные, электронные компании, университеты (Стэнфорд, Беркли) стягиваются к одному из глобальных центров - Сан-Франциско.

- Да, сегодня Москва находится на уровне средних европейских центров, такого масштаба, как Барселона или Стокгольм. Мне кажется, что уже сейчас можно говорить о наличии «коридора», объединяющего Москву и Петербург, из которого может получиться крупный глобальный центр. Между прочим, в книжке Андерссонов приведены очень интересные данные: Москва по-прежнему (речь идет о 1996-98 гг.) является одним из лидирующих центров мировой науки. Посчитанное по Science citation index количество публикаций ставит Москву на шестое место в мире - после Лондона и Токио, но впереди Нью-Йорка и Лос-Анджелеса.

- Главная причина такой резкой реакции - социальная напряженность в этих центрах. Там много людей, получающих довольно большие деньги в ТНК, банках и университетах. Им нужна соответствующая сфера обслуживания, которой, в свою очередь, нужны дешевые рабочие руки. Глобальные центры становятся еще и центрами миграции, мигранты там не имеют того уровня социальной защиты, который имеют местные жители, именно поэтому их труд несравненно дешевле. Это ведет к очень сильной социальной поляризации. В провинциальных городах США или Англии высокий уровень благосостояния, но там нет такого разрыва в доходах. А в глобализованных центрах разрыв колоссальный. Я только что вернулся из Чикаго, с ежегодного конгресса Ассоциации международных исследований. Типичная картина: к пятизвездочным гостиницам подъезжают роскошные лимузины, а вокруг толкутся нищие, дергают за рукав и просят дать доллар.

- Тут срабатывает очень простой механизм: если вы видите, как в одной точке страны происходит немыслимый рост благосостояния - причем не общего, а лишь благосостояния элиты, это производит очень неприятное впечатление на тех, кто живет в провинции. Одно дело Нидерланды с 12 млн. населения, из которых на Ранштадт приходится миллиона три-четыре. Четверть населения страны находится прямо в центре, а остальные где-то в ста километрах и сильно используют преимущества такого соседства. Сингапур - весь глобализован, это крупнейший в Азии центр (разве что Токио может с ним сравниться), где базируются ТНК. Там очень высокий уровень образования, в последнее время душевой доход превысил душевой доход в Англии. Но возьмите саму Англию: юг, вблизи Лондона, процветает, а в средней Англии экономическая ситуация значительно хуже, и разница в уровне жизни довольно существенная, что легко увидеть по ценам.

Посмотрим на Лос-Анджелес, где находится огромное количество нелегальных иммигрантов из Мексики. Официально власти США, конечно, преследуют незаконную иммиграцию. Но, как подробно доказывается в книге «Ворота в глобальный мир», власти штата Калифорния смотрят на это явление сквозь пальцы - они заинтересованы в существовании дешевой рабочей силы, имеющей крайне ограниченные права. Фактически между США и Мексикой создан не географический, а социальный барьер. В результате, попадая в Лос-Анджелес, вы можете оказаться в прекрасной комфортабельной гостинице, из которой опасно вечером выйти погулять.

А уж в Китае… представьте, что будет испытывать крестьянин с доходом 500-600 долларов в год, оказавшись в Шанхае, где, как грибы, растут отели, здания банков и корпораций. Не случайно в КНР свободные экономические зоны огорожены колючей проволокой, и попасть туда из других частей страны труднее, чем за границу. Между прочим, в связи с развитием свободных зон в Китае пришлось значительно увеличить численность внутренних сил безопасности.

- Конечно. С ним тесно связан и другой аспект глобализации - система офшоров.

Заметим, что низкие налоги на экономическую деятельность - только один из аспектов, характерных для большинства офшорных зон. Другой аспект - закрытость информации. Очень хороший закон о банковской тайне создает ситуацию офшора. Офшоры существуют по крайней мере с конца XIX века. Типичный пример - Швейцария, где на протяжении долгого времени эти законы были очень строгими. В результате огромное количество «серых» и «черных» денег стало оседать в банках этой страны. Швейцарские банки платят довольно низкий процент по вкладам, с экономической точки зрения хранить там деньги невыгодно. Но если деньги имеют малопонятное происхождение, появляется другая причина хранить их именно там. Сейчас офшоров в мире множество: например, ряд островов в Тихом океане, острова в проливе Ла-Манш, остров Мэн, в известном смысле - Сингапур. Офшором является Ирландия, где налоги весьма низкие. Благодаря такой политике, экономический рост в Ирландии достиг немыслимых величин - 8 процентов в год в течение последних десяти лет. Там стало выгодно размещать производство, появились фабрики чипов, компании, создающие программное обеспечение. А на малых островах обычно находятся банки. При большом потоке денег через маленькую территорию население получает приличную долю трансакционных издержек. Многие острова в Тихом океане уже имеют очень высокие доходы на душу населения. Эти маленькие острова - тоже центры глобализации.

Интересно, что в последнее время страны OЭСР (Организация экономического сотрудничества и развития) крайне негативно стали относиться к развитию офшорной экономики. Дело в том, что появление все большего числа крошечных государств без всяких ресурсов, где начинается очень быстрый экономический рост, приводит к перераспределению экономической мощи - в пользу, условно говоря, Каймановых островов. Если бы речь шла именно о Каймановых островах - это было бы не так серьезно. Однако таких центров уже десятки. В Европе, например, - Швейцария, Лихтенштейн, Люксембург, Андорра, Гибралтар, острова Мэн и Джерси, Австрия, Венгрия, Кипр, Ирландия, и это еще не все. Туда уходят деньги, а что делать остальным? Поэтому ОЭСР в последнее время пытается заставить эти страны положить конец офшорной практике, мотивируя это тем, что в офшорах скапливаются криминальные деньги. Возникает сложная ситуация. Во-первых, установление законов - предмет суверенитета государства. Во-вторых, криминальные деньги, конечно, где-то накапливаются - но через схемы отмывания они потом используются в экономике. Ведь не случайно офшоры расположены, как правило, недалеко от глобальных центров. Есть Лондон - а рядом с ним остров Джерси. Есть Ранштадт - а рядом с ним Люксембург. Офшор - это своего рода тень глобального центра. Ведь деньги, сконцентрированные в офшоре, должны куда-то вкладываться. Но какие на Каймановых островах ресурсы - кроме кайманов, конечно? Получается, что хотя офшоры служат территориями, отвлекающими на себя поток денег, часть их оказывается хорошо интегрированной в глобальную экономику. Офшоры подпитывают глобальные центры.

Но ведь правительства стран OЭСР демократические. Их интенции определяются отнюдь не только давлением со стороны финансовой элиты. Давление общественного мнения очень сильно, и оно вполне может расходиться с давлением финансовой элиты. Мы это видели в Сиэтле.

- Конечно, нынешняя ситуация несопоставима с ситуацией XIX века. Но аналогичные явления бывали и в прошлом. Если вы посмотрите, например, на Голландию XVII века, вы увидите нечто похожее. Тогда развивалась глобальная торговля, тоже возникали центры «глобализации», Лондон и Амстердам именно тогда приобрели свое нынешнее значение. В средние века такими же центрами «средиземноморизации», если угодно, были Венеция и Генуя. Это не новое явление, оно определяется сутью экономики. Как только возникают значительные транспортные потоки, они концентрируются в совершенно определенных местах. Причем отнюдь не в силу сверхъестественной прозорливости и компетентности населения этих мест.

В XIX веке было явление совсем другой природы - промышленная революция. Она привела не к глобализации, а наоборот - к уравниванию территорий. В Германии, Англии, Франции промышленность распределялась по территориям довольно равномерно. Поэтому структура социальных противоречий не носила территориального характера. Борьба шла против местной элиты. Против хорошо знакомых людей, которые ведут себя плохо, с которыми нужно бороться, создавать профсоюзы, - но которые не инопланетяне, неизвестно откуда взявшиеся и грабящие вас. Ведь против инопланетян никакие профсоюзы не помогут! Те, кто строит «Макдоналдсы», приходят неизвестно откуда и вывозят прибыли неизвестно куда. Тот факт, что существенная часть этих прибылей тратится на месте и дает работу, обычно остается в тени.

С моей точки зрения, острая реакция на такие явления - это не социальный конфликт. Это конфликт между экономическими секторами.

Начни глобализацию с себя

- Если на территории страны есть глобальный центр, то, конечно, его элита имеет колоссальный политический вес. Представьте реакцию обычного человека, видящего, что его голос на выборах существенно перевешивается мнением элиты - небольшой группы людей, причем далеко не все из них являются гражданами страны.

- Вряд ли там протестовали жители Женевы. В Прагу, в Сиэтл, в Женеву демонстранты приезжали. Кто эти люди? Контрэлита. Те, кто по своему образовательному уровню, профессиональным качествам вполне могли бы составлять часть элиты, но по моральным соображениям, по происхождению, по другим причинам в нее не вошли.

Контрэлита всегда является центром кристаллизации недовольства. В развитых странах огромная часть населения имеет высшее образование. Далеко не вся эта часть интегрируется в элиту. Многие, став, к примеру, университетскими профессорами, оказываются в оппозиции - не к правящей партии, а к политическому режиму.

Яркий пример - политическая деятельность одного из крупнейших современных лингвистов, Ноама Хомского, причем это классический пример оппозиции именно к системе. Пример ценностного конфликта. Ценности-то могут быть разные. Если у вас эгалитарные ценности, то как вы можете относиться к глобализации, ведущей к значительному росту неравенства, - даже если принять во внимание, что она тянет за собой повышение уровня жизни некоторых слоев населения? Да, в Лос-Анджелес приезжают мексиканские иммигранты - но даже они, по мнению антиглобалистов бедствующие, имеют в три-четыре раза большую зарплату, чем получали бы в своих деревнях в Мексике. Посылают домой деньги, поддерживают семьи, и это в общем благо. Но можно занять и другую позицию: почему они живут в Лос-Анджелесе и не пользуются равными правами?

Врезка

[i39428]